Чужая жена - Алексей Шерстобитов

Через трое суток его вернули! За это время мы не съели ни зернышка, боясь даже покинуть сарай, в котором жили. Мы думали, что машина та же, что забрала дедушку в ту страшную ночь, и теперь приехала за нами. Но надо знать Мойшу Ароновича, чтобы не впадать в уныние и не предаваться панике. Его привезли в новом пальто, новом костюме, фетровая шляпа еще, кажется, парилась после глажки, а туфли отливали не тронутым лаком.

Что там произошло за это время никому не известно, но дед взял нас за руки и отвел к кузову, в который мы и залезли. Через час мы уже купались по очереди в большой ванной, в горячей воде, которую не видели несколько лет. Потом нажрались! Да-да! Именно! Мы ели, не переставая минут пятнадцать, совершенно не жуя, не разбирая, что именно запихиваем в рот. Точно я помню, что из одной руки я не мог выпустить целую сахарную «голову», а в конце, обжигаясь пил крепкий чай, ее и облизывая. Причем делал я это так, чтобы потом никто не стал зариться на оставшееся.

А потом было чудо! Не сразу, где-то через месяц, вместе с дедом в дом, который мы заняли, пришел человек, которого узнал только старший брат. Это был отец! Он воевал, несколько раз был ранен, пропал без вести, потом оказался в плену. Он наша гордость и во многом на все советское время защита, поскольку, оказывается, служил в армейской разведке. Грудь его в орденах. Даже в плену он умудрился организовать мятеж, закончившийся удачно. Несколько десятков человек скрылось в горах и после присоединилось к партизанам. Это была Европа, поэтому были и иностранные ордена. Вообще, он был популярным при Брежневе, написал мемуары и так далее.

Деда, своего отца, он не любил – знал о его проделках, а потому не желал пользоваться на чужом горе заработанным. «За глаза» дедушка почему-то называл его «выродком», хотя побаивался и уважал. Отец передал нам карту, обещав старику, но сам даже не взглянет на нее. Разрывая на четыре части, он надеялся, как теперь видится, избавить нас от ненависти и соперничества на почве златолюбия, и кажется, у него это получилось. По крайней мере, мы не перегрызли из-за этого друг другу глотки. А ведь могли!…

Какие-то воспоминания, наверняка не совсем приятные, связанные с этой охотой, всплыли из его памяти. Арон глубоко вздохнул, посмотрел с печалью и продолжил, будто равнодушно:

– Вообще, мне все это надоело, всего не найдешь, не потратишь, а переданное потомству…, кто знает, чем это закончится! Может и следует остановиться. Вот еду сейчас искать место, а ведь богатства мне эти… ну точно не нужны. Они лишние… Вот говорю сейчас, а верю ли в сказанное? Вдруг пожалею о рассказанном. Я вообще-то не жадный… а если и жадный, то только до баб!…

Почему-то оба слушателя мгновенно прониклись к нему добрым и теплым чувством из-за последних нескольких фраз, совсем не похожих на весь предыдущий рассказ, но не надолго. Огонек вновь загорелся, желание страсти опьянило и вновь взяло верх. Арон наигранно принял воинствующую позу.

Сказанное требовало продолжения, и он решил в конец заинтриговать и девушку, и мужчину, задав им неожиданный вопрос:

– Ну что, войдете в долю, только чур, заботы поровну?!…

Они уже созрели к мысли об участии, но не могли, набравшись наглости, хотя бы начать разговор на эту тему. Мало того, они до сих пор не были уверенны, а правда ли то, о чем слышали. Не верилось, что об этом такой осторожный и продуманный человек может рассказать первым встречным, даже ради того, чтобы переспать с понравившейся женщиной, пусть и младше себя почти на сорок лет…

Ответ получился немного скомканный, и начался с высказываний недоверия к самой истории.

– При всем уважении, Арон Карлович, вот эти вот… как бы их… фикалийные закрома вашего многоуважаемого дедушки больше смахивают на салонный анекдот в офицерском собрании времен февральской революции…

Андрей, совсем не желая произвести ни на кого впечатления, произвел этой маленькой фразой небольшой фурор, но, не заметив его, продолжил, не останавливаясь:

– Честно говоря, я даже заслушался, но объясните нам, что здесь правда, а что, все же – вымысел. И зачем вам, вдруг, понадобились совершенно бесполезные товарищи в этом деле? Да вы нас просто не знаете! А вдруг мы вас ограбим? Или… там… еще что…

Арон, пока не оскорбившись, а скорее обрадовавшись, что появляется возможность отступить, представив все, как шутку. К тому же ему начала не нравиться перспектива делиться с этими людьми, которые и правда вряд ли смогут быть полезны хотя бы чем-нибудь.

Только он открыл рот, как прозвучал голос, по которому, оказывается, мужчины соскучились:

– А мне очень даже нравится предложение, пусть даже в нем много кажущейся надуманности и фантастичности. К тому же, мальчики, мой недолгий, но бесценный опыт женщины, подпадающей постоянно под нападки ухаживаний, подсказывает, что жаждущее быстрой и грязной любви (то есть секса) сердце способно действовать не рационально, а порой даже рискованно, делая невероятные ставки, на заведомо проигрышные позиции. Арончик, скажи, что это правда и чтобы ты хотел от нас? Если Андрюша откажется, я готова стать в одиночку твоей компаньоншей…

На последнем слове Мария сделала такой акцент, что оно прозвучала, как: «Будешь обладать мною в любое время», – что подтвердила таааким взглядом, к которому обычно женщины приберегают на случай, когда мужчинам предстоит принести огромную жертву, при которой их состояние сильно уменьшается, в отличии от состояния любимой…

Держава, разнервничавшись от резко повысившегося кровяного давления, засуетился, полез в карман пиджака, висящего сбоку от двери, вынул очечник, достал очки, надел, затем внимательно посмотрел, на обоих. Увиденное, привело его в состоянии, мешавшее любому анализу, интуиция молчала, чувства сплелись с нагрянувшими, вот – вот исполняющимися мечтами. Чтобы не пасть лицом в собственноручно выкопанную отхожую яму, ему ничего не оставалось сделать, как добить самого себя:

– Клянусь памятью моей незабвенной мамы, все от первого до последнего слова – чистейшая правда! Я просто очень добрый человек и хочу… ооочень хочу… мняяя, мня-м… на старости лет обрести друзей на все оставшиеся времена… и хочу начать с того, что сделаю вам подарок. Мне, правда, столько ни к чему…

Дальнейшая беседа только закрепила вынужденную решительность ювелира, о чем он так и не сказал, посчитав, что имеющихся просчетов достаточно на сегодняшний день. Дальше Мария просто засыпала вопросами. Андрею стало скучно, и он отправился в уборную. Проходя мимо, расположенного через перегородку открытого купе, он удивился его пустоте, о чем поинтересовался у проводницы. Оказалось, что пассажиры сошли еще на предыдущей станции и оно свободно до самого конца.

В задумчивости возвращаясь, подойдя к самой двери и встав к ней вплотную, Светищев услышав смех и какие-то шевеления. Показавшаяся возня вызвала в нем легкую неприязнь – неприязнь ко всей этой ситуации, более всего к самому себе. Охотник в нем то ли уснул, то ли потерял интерес к дичи, а вот усталость сегодняшнего дня валила с ног.

Взяв матрац у проводницы, не желая мешать, и вспомнив, что спать осталось не больше шести часов, Андрей Викторович выпив стакан, на удивление крепкого чая с сахаром, уснул мгновенно, воспользовавшись свободным купе. Засыпая, он забеспокоился о документах, но вспомнив, что приучил себя, еще с командировочных времен, не расставаться в поездках с паспортом и портмоне, провалился в сон…

Переход получился настолько резким, неожиданным и натуральным, что Андрей, продолжая существовать во сне, будто жил на яву…

Сон и явь

«Уснуть не удавалось из-за постоянного наращивающегося шума. Через стенку слышались сбивчивые и запыхавшиеся голоса, стоны, вскрики, опознаваемые, как произносимые Марией и Ароном. Он посмотрел на часы и ужаснулся – три часа подряд продолжался этот марафон. Гнев и зависть ударили одновременно о скалу спокойствия, но сошли с берега гордыни быстро удаляющейся волной, оголившей пошлую надежду.

Мужчина встал. Какая-то неприятная тяжесть сковывала все тело. Во рту пересохло, все купе заполнилось запахом перегара, которого, по идее, не должно было быть, ведь он выпил всего рюмку-другую. Вонь грязного, влажного постельного белья добила, закупорив ноздри совсем. На раскладном столике стоял стакан в очень дорогом подстаканнике, отделанном не какими-нибудь стразами от «Сваровски», а настоящим черным жемчугом. Подумалось: «Конечно, что стоит этому Арону разбрасываться такими подарками, когда у него по всей стране туалеты с сокровищами… Возьму-ка я этот подстаканник себе на память».

В голову так и лезли эти звуки, воплощая, будто видимое через стену действо: «Да сколько же можно, неужели же обязательно биться о стенку задницей… или головой?!». Ему показалось произнесенное его имя, потом уже очевиднее, и наконец, он разобрал, как его звали оба. Андрей задумался, отхлебнул сладкий чай, оказавшийся с коньяком. Приятная горячая жидкость разбежалась по телу: «Чего это они задумали… извращенцы! Кто их знает… Я в этом никогда не участвовал… Может кому-то плохо стало?» – в ответ продолжали раздаваться мерные удары в стену. «Уже четвертый час! Что у них там, соревнование на выносливость, что ли?!».